Камбрийская сноровка - Страница 37

— Немайн мне поручила сразу два дела, важных. Одно — помочь тебе освоиться в башне, городе, стране. Другое — командовать дружиной и ополчением. Мужчины высокого звания все на новых землях или в походе, а временное назначение — обещание постоянного, если человек справится, конечно. Вот и приходится хлопотать за двоих. Я к чему: не желаешь ли ты взглянуть на учение? Городское ополчение нужно постоянно тренировать, иначе они все перезабудут.

Сказать «не желаю» значит поставить ту, которую Агусто зовет сестрой, в дурацкое положение. Хочется: настоящая–то сестра у нее одна! Но ведь поймет, обидится. Самое меньшее — огорчится. Потому Анастасия торопится согласиться, но шпильку подпустить не забывает.

— Желаю… если расскажешь, что бы ты делала, если бы я отказалась!

— Бегала бы туда–сюда, как колесничная лошадь! — соломенная головка и встряхнулась по–лошадиному, короткая толстая коса тяжело мотнулась от уха к уху, — Управилась бы. Мне, святая и вечная, бегать не привыкать. Лет с десяти заказы разношу…

Осеклась. Уточнила:

— Разносила.

Носом шмыгнула. Простыла, что ли? Или, поднятая сестрой к вершинам власти и славы, жалеет о жизни в ремесленном сословий? Ее рука сунулась в неприметный разрез в поле плаща. Оказывается, там прячется платок — поменьше, чем на поясе, и совсем не вышит. Правильно: сильным не стоит показывать хвори на людях. И не стоит показывать, что есть, что прятать! Потому поясной всегда чист и всегда на виду.

Эйра испросила дозволения, отвернулась, трубит носом. Кажется, белый уголок и по глазам пробежался… Значит, не насморк!

Анастасия задумалась. Вспомнила, как грозила сестре — отказаться от имени. Если бы так можно было — произнеси отречение, и вернутся те, кого сгубил венец! Мама. Братья… И хорошо бы им не помнить о былом величии, не печалиться — не о потере, о слабости своей. Хорошо и самой забыть каменный мешок и крики вечно голодных чаек. Только… тогда сестра навсегда останется для тебя занудой–колючкой!

— Власть, — шепчет базилисса без империи, — это кровь.

Неожиданно понимающий взгляд. Кивок.

— Она говорит, — Эйре не нужно уточнять, кто «Она», — так:

Нашу землю кормили мы тысячи лет,
И поныне кормим собой,
Хоть и бездна болот давно солона,
И стал солон морской прибой.
Всем лежать средь камней
Своих крепостей
Средь останков могучих машин.
Если собственной жизнью платить нам за власть —
Каждый из нас властелин!

Добавила, просто и буднично:

— У нас отец погиб в Рождественской битве. Не смог отступить: командовал.

Что сказать в ответ? Что умереть в бою, со славой — еще хорошо? Что иных императоров, свергнув, калечат? Выкалывают глаза, оскопляют — и не заботятся унять кровь… Даже если одному из них четырнадцать лет, а другому одиннадцать.

— А нам ударили в спину.

Как еще расценить мятеж во время войны?

— И в Британии такое бывает. Из–за предательства король Артур ушел в холм, что на острове Авалон… Из–за предательства погиб Мейриг Гвентский.

Эйра мотает головой, коса вновь летает над плечами, словно пытается отряхнуть тяжелый разговор.

Пустошь за городским валом, год назад — безымянная. Теперь и навеки — Ager Martius. Марсово поле! Трава вбита сапогами в прах. Языческого алтаря, конечно, нет — вместо него колесница под тремя знаменами. Красно–зеленый гленский «Дракон», красно–синее квадратное полотнище — знамя западного квадранта Кер–сиди, их день. Белоснежная хоругвь с ликом Спасителя.

Строй не такой парадный, как при смотре доместиков, но это ведь только горожане! Анастасия была бы удивлена, если бы ей сказали, что ополчение иного римского города, как правило, выучено, оснащено и даже вооружено лучше дворцовой гвардии. Бывало, императоры предлагали ополчениям превратиться в профессиональные части — и напарывались на жесткий отказ. Лучшие воины империи предпочитали жить ремеслом, но самим защищать свои дома…

Обход строя. Обычные — для Эйры — доклады. Сколько в строю, сколько больных и занятых на неотложных работах. Привыкла слушать из строя, потом выходить вперед, оставляя за спиной пофыркивание лошадей колесничной роты. Теперь — устала кулак к виску вскидывать. Взгляды — особенно женские — прикованы к базилиссе. О ней по городу пока только слухи, но если ригдамна при обходе пристроилась сзади–справа почетной гостьи…

Анастасия идет медленно, временами останавливается. Подданные сестры — это интересно. В оружии она не разбирается, в воинской выправке тоже. Остается разглядывать лица, хотя и их читать пока не выучилась. Да и есть ли знаки, что скажут, будет ли человек верен? Изменит ли, как египтяне и сирийцы, устроит ли заговор, как армяне и греки? Мелькают лица… Вот — знакомое. И уши островатые… Девушка–вигил, что встретила в порту!

Анастасия останавливается.

— Не передумала насчет тренировок? Тогда сразу после учений…

После обхода поднялась на площадку трехзнаменной колесницы. Теперь осталось только смотреть, что творится на поле. А делалось там разом знакомое и новое…

Строй несколько раз рассыпался и собрался. Затем Эйра встала позади.

— Неприятель на двести шагов спереди! Луки — БЕЙ!

Слова понятны: то ли остались от легионов, то ли сестра принесла латинские команды. Только выкрики — непривычны. Всегда две половинки: чуть растянутая подготовительная и резкая исполнительная.

Задние шеренги поднимают оружие — туча стрел с грозным шелестом обрушивается на место, где должен быть неприятель. Потом «враг» приблизился — первые шеренги угостили его дротиками, потом подняли с земли тяжелые копья и составили щиты стеной, но ждать, пока в них ударит несуществующий враг, не стали. Ригдамна, перебравшаяся в первый ряд, крикнула: